Москва
Родительские страхи: чего ждать от нового учебного года?
Ведущая эфира: Ксения Ларина
К.ЛАРИНА: 12 часов 11 минут, начинаем «Родительское собрание». Сегодня мы говорим о родительских страхах – чего ждать от нового учебного года. И мне кажется очень правильно подобрали гостей, потому что у нас 2 родительницы, дети которых отправляются уже в среднюю школу, закончив начальную. Поэтому я думаю, здесь страхов немеряно будет. Итак, представляю наших гостей. Телеведущая, журналист Ольга Бакушинская.
О.БАКУШИНСКАЯ: Здравствуйте.
К.ЛАРИНА: Оля, приветствую тебя. Писатель, журналист Маша Трауб.
М.ТРАУБ: Здравствуйте.
К.ЛАРИНА: Привет, Машенька. И эксперт у нас сегодня, который будет отдуваться за всю систему образования и разгонять родительские страхи, Александр Адамский, ректор Института образовательной политики «Эврика». Здравствуйте, Александр Изотович.
А.АДАМСКИЙ: Здравствуйте.
К.ЛАРИНА: Напомню нашим слушателям все средства связи. Милости просим на наш SMS +7 985 970-45-45, номер телефона прямого эфира 363-36-59. Итак, о страхах. Я для начала несколько цифр сообщу вам, а потом мы добавим какие-нибудь ваши страхи уже конкретные. Какие проблемы сегодняшней школы кажутся вам наиболее серьезными и требующими решения в ближайшие 5-10 лет? – спросили в Левада-центре у родителей. Итак, 46% - рост денежных затрат на обучение, 34% - отсутствие мотивации, интереса к учебе у учеников. 32% - рост наркомании, преступности в школе. Дальше 30% - несоразмерность затрат и качества обучения. Дальше, низкое качество образования, невозможность из-за этого поступить в вуз и найти хорошую работу – 28%. Необоснованные нововведения в школьном образовании, например, ЕГЭ и прочее, то есть как бы весь ход реформ – 27%. Низкая дисциплина, распущенность учеников – 27%. Низкий уровень подготовки учителей и падение авторитета учителей у учеников – 25%. Это вот то, что касается основных проблем. Что касается страхов, то тоже могу сказать отдельно – это уже делала опрос компания «Башкиров и партнеры», там как раз все, в основном, связано, прежде всего, опять же, страх перед платностью образования, что придется платить либо за дополнительные предметы, либо вообще поборы в школах становятся легальными и мы будем платить за все. Поскольку есть очень мало информации, родители здесь просто в панике находятся. Второе, это рост, опять же, агрессии в школе и очень боятся так называемой дедовщины, вот этих внутренних конфликтов, столкновений в подростковой среде. Это второе. И третье, безопасность как таковая, то, что школа сегодня охраняется, в основном, людьми непрофессиональными (я имею в виду охранников прежде всего), поэтому тут меры безопасности приняты недостаточные и родители, естественно, тоже волнуются, особенно в так называемых спальных районов больших городов и маленьких районах тем более, где уровень и уличной преступности, и какой-то агрессии в обществе уже зашкаливает. Ну, собственно, я такие, самые распространенные вещи назвала. Давайте обращусь к Оле и к Маше, согласны ли вы с этими опасениями, насколько они вас волнуют? И, может быть, что-то свое добавите.
О.БАКУШИНСКАЯ: Ну, я скажу, что меня очень волнует, конечно, введение новых предметов и перегруз в связи с этим. Потому что у меня есть ощущение, что очень много лишнего. Безопасность москвича, например, узнала я, что есть в 5-м классе такой предмет у нас. Что еще? Пресловутая светская этика или обучение основам религии.
К.ЛАРИНА: Она есть?
О.БАКУШИНСКАЯ: У нас есть. Надо сказать, что при той нагрузке, которая есть у детей, этот урок – он имеет значение. Потому что очень важно, сколько они сидят, 5 или 6 уроков, или 7. При этом они ничего в этом еще не понимают. На мой взгляд, вместо светской этики вполне достаточно было преподавать Обществоведение в старших классах, потому что, в сущности, это одно и то же. Вот, больше всего меня волнует то, что ребенок не успевает ничем другим заниматься. Он только учится, он приходит из школы, он делает уроки и дальше ей уже нужно ложиться спать. А нужно еще спорт... Вот, я, например, не понимаю, сможет ли она заниматься танцами в этом году, хотя она занимается с 4-х лет, потому что будет ли она это успевать? А если ребенок не будет двигаться, если он будет сидеть целый день скрюченный, ну что? Мы через 5 лет, я буду иметь совершенно больную, скукоженную дочь с больным позвоночником. Вот это меня очень волнует, если честно.
А.АДАМСКИЙ: Гораздо раньше.
О.БАКУШИНСКАЯ: А?
К.ЛАРИНА: Раньше.
А.АДАМСКИЙ: Гораздо раньше.
К.ЛАРИНА: Успокоил. (смеется)
О.БАКУШИНСКАЯ: Успокоили, да, спасибо.
К.ЛАРИНА: Маш?
М.ТРАУБ: У меня страхи, конечно, связаны, в основном, с психологическим комфортом, да? Вот, мы остались в старой школе...
К.ЛАРИНА: А вы никуда не переходили, да?
М.ТРАУБ: Мы не перешли. Причем, было сделано это специально. Я поняла, что вот комфортное состояние ребенка психологическое, где он идет со своим, ну, костяк класса остался и они все дружно переходят. Это намного важнее. Но все равно это среднее звено, учителя-предметники. И я понимаю, что если первая учительница – это, как бы, одно, и она всех любила и она была замечательная, то сейчас все преподаватели разные, ко всем нужно привыкать. Все не будут добрыми, ласковыми и нежными. И опять же, очень много от педагога зависит – привьет он любовь к предмету, которых много появляется новых, или он убьет так, что потом, вот, никак уже это не разовьешь никакими способами. То есть мне важно сейчас, конечно, заложить, то есть понять, что ему интересно. Потому что в 7-м классе начинается у нас уже не специализация, а какие-то гуманитарные направления. И сейчас от этих двух классов зависит, куда ребенок пойдет. Потому что... Ну, если ребенок не чистый гуманитарий, не чистый математик, то очень много зависит от преподавателей-предметников, которые должны не только владеть своим предметом, но и уметь увлечь этим предметом детей еще, которым там по 10, по 11 лет. Вот, меня это очень волнует, конечно.
К.ЛАРИНА: Ну что? Александр Изотович, пожалуйста, вам слово.
А.АДАМСКИЙ: По опросу, по тому, что сказала Оля и потом свое мнение, да?
К.ЛАРИНА: Давайте, да, все прокомментируйте. Несколько слов от себя.
А.АДАМСКИЙ: Мы проводим уже 5 лет мониторинг, общественные слушания. По нашим данным, на первое место выходит безопасность здоровья среди, так сказать, забот родительских. Здоровье и безопасность. При этом я должен сказать, что есть страхи, которые были отмечены в исследованиях и которые Машей и Олей абсолютно оправданы. В этом смысле самый страшный враг здоровья – это сидение за партой и прессинг, так сказать, когда заставляют учиться. В этом смысле количество уроков может быть разное, но их же по-разному можно проводить. Как говорит мой товарищ Александр Григорьевич Осмолов, мотивация здесь играет ключевую роль: если человеку хочется, то он будет вообще стараться не отпускать учителя. А если это из-под палки, то это... Это имеет колоссальное значение для сохранения здоровья. Я сейчас не буду...
О.БАКУШИНСКАЯ: А от кого это зависит?
А.АДАМСКИЙ: Сейчас, секундочку. Я сейчас не буду описывать всю эту теорию, но фактически сколиоз, невроз и даже есть такое понятие «дидактический гастрит»...
К.ЛАРИНА: Это что такое?
А.АДАМСКИЙ: Это когда функции определенные нарушаются на нервной почве.
К.ЛАРИНА: Это как бы стресс получается, да?
А.АДАМСКИЙ: Ну да. Потому что ребенок не имеет возможности, особенно маленький, выплеснуть то негативное, что у него есть, мышцы сжимаются и разные функциональные расстройства позвоночника и всяких других вещей возникают. Это ужасно опасная вещь. В этом смысле когда мы говорим, что, вот, мотивация, что ребенку должно быть интересно, что он должен хотеть учиться, это не пустые слова, это не сказки, это не абстрактное какое-то. Когда Симон Соловейчик написал «Учение с увлечением», это было 40 лет назад, он все это там описал. Из этого потом педагогика сотрудничества выросла и так далее. В этом смысле, конечно, можно сказать, что все зависит от учителя. Можно так сказать. Но сейчас ситуация сложнее, потому что есть влиятельнейшие родительские институты в школе, есть некая система стимулирования за что-то. И все зависит от того во многом, как договорятся управляющий совет, администрация школы и сами учителя.
К.ЛАРИНА: Но о чем здесь можно договориться? Не уменьшится же количество предметов в течение уроков, я имею в виду, да?
А.АДАМСКИЙ: Договориться можно о некоторых нормах отношений ребенка и взрослого.
К.ЛАРИНА: Хотя бы портфель такой не таскать тяжелый.
О.БАКУШИНСКАЯ: Можно я скажу о нормах?
А.АДАМСКИЙ: В этом смысле, так сказать, ну, нельзя сравнивать одного ребенка с другим.
О.БАКУШИНСКАЯ: Вот, о нормах кстати. Я, все-таки, наблюдаю свою дочь в динамике, и я скажу так. В первый класс она шла с удовольствием и, наверное, еще в первом классе ей все это нравилось. Во второй класс уже так-сяк. Потом она шла в школу, ну, явно с нежеланием и с неприязнью. Почему? Она долго не отвечала мне на этот вопрос, но потом я поняла по косвенным признакам. Когда мы собирались переходить в гимназию, первый вопрос, который она мне задала: «А там будут на меня орать?»
А.АДАМСКИЙ: Точно.
О.БАКУШИНСКАЯ: Что это означает? Это означает то, что 4 года на нее уже орут. Она молчит, она боится. Более того, она боится мне об этом сказать.
А.АДАМСКИЙ: Вот это самое страшное.
О.БАКУШИНСКАЯ: Ну и вот что? В результате уже ребенок, практически отученный от того, что в школу нужно идти с удовольствием. Потому что там будут орать. Я надеюсь, что не будут.
А.АДАМСКИЙ: Не, ну что значит «я надеюсь»? Если вы знаете, что это происходит и что это может происходить, то это и есть норма, да? Надо пойти в управляющий совет и сказать: «Ребята, а давайте-ка мы посмотрим». Я сейчас не буду приводить примеры, но сейчас, в основном, из детского сада появляются всякие видеозаписи родителей, которые устанавливают и потом смотрят. Насилие над ребенком в школе, в детском саду и так далее – оно скрытое. Есть такое выражение «скрытое содержание» (hidden curriculum). Вот, скрытое насилие – самый опасный враг, на самом деле.
М.ТРАУБ: Ну, вы ж понимаете, что делают родители. Вот, Оля – я почти уверена, что она не будет ни скрытую камеру делать, ни вставлять ничего. Она просто заберет ребенка из школы, чтобы больше не травмировать, и все.
А.АДАМСКИЙ: Немножко зная Олю, я думаю, что она пойдет к директору и там устроит некоторый бэнц.
О.БАКУШИНСКАЯ: Вы правы.
М.ТРАУБ: Вот, большинство родителей не будут связываться.
О.БАКУШИНСКАЯ: Не раз и не два я практиковала эти действия.
К.ЛАРИНА: Но большинство не связываются.
М.ТРАУБ: Не будут связываться – просто заберут ребенка.
А.АДАМСКИЙ: Смотрите, а есть еще более такой... Я сейчас сделаю некоторое допущение, конечно, вызову некоторую критику. Большинство родителей попытаются откупиться, к сожалению, если есть такая возможность. И отсюда рост этих опасений.
К.ЛАРИНА: По поводу денег?
А.АДАМСКИЙ: По поводу денег. Потому что, на самом деле, особенно в Москве, вот, я сейчас скажу вещь, за которую могу отвечать, необходимости сбора родительских средств нет в Москве. Особенно в тех 259 школах, где...
К.ЛАРИНА: А на охрану? Мы же платим все из родительских денег на охрану.
А.АДАМСКИЙ: Значит, еще раз. Госзаказ учитывает все потребности, ну, может быть, за исключением поездок, путешествий. К.ЛАРИНА: Нет, это понятно. А то, что касается школьной жизни?
М.ТРАУБ: Не-не-не, это, на самом деле, не так, потому что учебники, да, выдаются. Но рабочие тетради (я имею в виду не в которых пишут, а вот эти вот, то, что)...
А.АДАМСКИЙ: Ну, покупать учебники и так далее – это нормально, это родительская трата.
М.ТРАУБ: То есть это все равно деньги, да?
А.АДАМСКИЙ: Это деньги, да. Но тут не надо собирать – ну, родитель пошел и купил в магазине учебники. Если что-то надо, это объявлено. Ну да, питание и так далее. Но я имею в виду те вещи, которые в образовательном процессе.
К.ЛАРИНА: Минуточку. Буквально в прошлом сезоне, в прошлом учебном году, в конце прошлого учебного года на родительском собрании в нашей школе нам раздали такие анкеты, на которых стоял один вопрос и дальше табличка. Вопрос: «За какие предметы вы готовы платить отдельные деньги?»
О.БАКУШИНСКАЯ: Мама дорогая.
К.ЛАРИНА: И дальше перечисление всех предметов. Там услуги. Вот, не предметы – услуги. А услуги какие? Например, «Подготовка к ЕГЭ по русскому языку». Минуточку, думаю я себе, как это может быть? Это в выпускных классах подготовка к ЕГЭ по русскому языку – это платная услуга.
А.АДАМСКИЙ: Это в стандарте есть.
О.БАКУШИНСКАЯ: Ксения, я чего-то не понимаю: а чем они на уроках занимаются?
А.АДАМСКИЙ: Абсолютно правильно.
К.ЛАРИНА: Ну вот и вопрос, да? А в конце пишут «Допишите, что вы хотите». Какие-нибудь занятия танцами, риторикой, еще чем-нибудь, еще какой-нибудь язык – это тоже платная услуга.
А.АДАМСКИЙ: Вот, если еще один язык, китайский язык для 2-3 детей, предположим, да. Но если то, что касается непосредственных задач школы, это все входит в госзадание. И учитывая то, что сейчас в 1/3 московских школ норматив старшего звена поднят до 120 тысяч рублей...
К.ЛАРИНА: Это нормально?
А.АДАМСКИЙ: Это более чем достаточно. Я бы предложил, так сказать, мэру и правительству в этих 250 школах вешать таблички «В этой школе ни рубля с родителей не берут». А если такой таблички нет, то тогда надо норматив сокращать.
О.БАКУШИНСКАЯ: А 120 тысяч – это на год?
А.АДАМСКИЙ: На год.
О.БАКУШИНСКАЯ: Это на что? На все?
А.АДАМСКИЙ: На учебные расходы, на фонд оплаты труда, на коммунальные и так далее. На все нужды школы.
О.БАКУШИНСКАЯ: А почему вы думаете, что это достаточно?
К.ЛАРИНА: Ну, как бы, там рассчитывается, я так понимаю, да?
А.АДАМСКИЙ: Как отвечать на этот вопрос? Я знаю, что это достаточно.
О.БАКУШИНСКАЯ: То есть вы знаете, что хватает.
А.АДАМСКИЙ: Да.
М.ТРАУБ: Но есть же такие, скрытые затраты. Вот, например, у нас в классе нет ни одного ребенка, который бы дополнительно не занимался с репетитором английского.
О.БАКУШИНСКАЯ: О, кстати, да.
М.ТРАУБ: Ни одного.
К.ЛАРИНА: Учитель из этой же школы.
О.БАКУШИНСКАЯ: Не, не обязательно.
А.АДАМСКИЙ: Вот, слово «дополнительно» здесь важно.
М.ТРАУБ: Нет, я просто дорасскажу историю. То есть если ребенок занимается с репетитором, то у него 5 по английскому. Если ребенок не занимается с репетитором, то у него, ну, в лучшем случае троечка, если еще родители что-то соображают.
А.АДАМСКИЙ: Вот это и есть «откупаться».
М.ТРАУБ: Нет, ну, потому что иначе никак, да? И сейчас добавляется второй язык. И, вот, если, например, как у нас, в школе дали немецкий язык, у нас в семье ни у кого нет немецкого. Я искала педагога по немецкому, потому что я даже домашнее задание у него проверить не смогу, да? Или у меня ребенок тогда будет ходить и комплексовать на фоне других детей, у которых есть родители с немецким языком.
О.БАКУШИНСКАЯ: Александр, и, кстати, это дикие расходы. Это дикие расходы.
М.ТРАУБ: Да. Репетитор стоит дорого.
А.АДАМСКИЙ: Если учитель дает дополнительные занятия за деньги своему же ребенку из своего класса, у него просто надо снижать зарплату.
К.ЛАРИНА: То есть это не законно?
А.АДАМСКИЙ: Конечно, нет.
М.ТРАУБ: Нет, если учитель спрашивает на первом уроке «Кто занимается с репетитором?» Все поднимают руки. Она говорит: «Отлично» и поехали дальше. То есть она знает, от кого чего ждать.
А.АДАМСКИЙ: Ну, в этом смысле вот этот весь учительский плач Ярославны, что у нас мало денег и так далее... Московские зарплаты известны, московские учительские зарплаты известны, особенно по иностранному языку. А то, что вы рассказываете, к сожалению к огромному, показывает следующее. Когда несколько лет назад в Москве резко подняли зарплату учителям иностранного языка и они стали получать больше, чем директора, до 80 тысяч, а в некоторых случаях даже и больше, не повлияло ни на ситуацию фактического требования дополнительных занятий, ни на качество обучения. Потому что я могу предположить, что даже в индивидуальном порядке она дает знаний не больше, чем она дает знаний на уроке.
О.БАКУШИНСКАЯ: Нет, даже речь не идет об учителе, который ребенку преподает в школе. Это может быть совершенно отдельный репетитор. Но репетитора этого нужно иметь, это дорого стоит.
К.ЛАРИНА: А с 5-го класса вам скажут так по всем предметам. Вот, я вам обещаю, что нужен... Когда увидят, что где-то хорошо, где-то плохо...
О.БАКУШИНСКАЯ: Спасибо, утешили.
К.ЛАРИНА: (смеется) Да.
А.АДАМСКИЙ: Нет, подождите. Начальная школа стандарт не выполняет. Если она не выполняет стандарт, то те деньги, которые государство ей выделяет, она фактически получает даже незаконно.
О.БАКУШИНСКАЯ: А нам-то что делать? Ну, допустим, незаконно. А нам-то что делать?
К.ЛАРИНА: Ну да. Потому что все равно все же платят. Ну что делать, действительно? Ну?
А.АДАМСКИЙ: Ну, давайте так...
К.ЛАРИНА: Ну, давайте пока отложим, потому что я хочу остальное.
А.АДАМСКИЙ: Но страх – я хочу подчеркнуть – страх насилия, он основной. Безопасность, особенно сейчас – тоже. И тут я бы очень серьезно отнесся бы на месте родителей к проверке даже ситуации с безопасностью в школах.
К.ЛАРИНА: То есть имеется в виду охрана, да?
А.АДАМСКИЙ: Охрана, видеонаблюдение.
К.ЛАРИНА: Есть ли тревожная кнопка так называемая.
А.АДАМСКИЙ: Тревожная кнопка, видеонаблюдение, пропуска.
К.ЛАРИНА: Есть ли свободный выход и вход, да?
А.АДАМСКИЙ: Да-да-да. И родителям надо с администрацией договориться по поводу того, как родители приходят, где они ждут – вот эти все вопросы отладить, чтобы не было скандалов, с одной стороны. А с другой стороны, чтобы, действительно, если тысяча (хотя, в Москве мало школ с тысячью), ну, даже 500 учащихся, охранник может не знать всех в лицо. Это очень серьезно. Поэтому безопасность, здоровье. И платы, сборы, во многом, подавляющем числе случаев незаконны, в подавляющем большинстве случаев не влияют на уровень обучения и образования (могу тут спорить с кем угодно, что не влияют, особенно если это учитель тот же, что и на уроке). И третий момент, если школа не готовит к ЕГЭ, значит, надо обсуждать.
К.ЛАРИНА: Нет, почему? Она готовит к ЕГЭ.
А.АДАМСКИЙ: Нет, не подготавливает, скажем так. Если требуется дополнительное, тогда я жестко ставлю вопрос об аккредитации этой школы.
К.ЛАРИНА: Значит, смотрите. Давайте сейчас мы на новости уйдем, потом продолжим дальше разговор, потому что мне бы очень хотелось, чтобы мы еще поговорили, все-таки, о самой, как бы, сути школьного образования. Потому что мы говорим о системе взаимоотношений, которая складывается внутри коллектива, учитель-ученик-родитель и прочее, этот треугольник. Говорим о системе безопасности, о мерах безопасности, говорим о росте агрессивности внутри среды и то, что на меня орут, там понятно, что с одной стороны учителя, а с другой стороны, и внутри коллектива всегда масса проблем. Это мы тоже с вами знаем, жестокость какая-то зашкаливающая в отношениях детей самих. Но, все-таки, мне бы хотелось еще поговорить о самой сути школьного образования, о системе преподавания, о количестве предметов, о чем говорила Оля, о перегрузе и о том, сколько много лишней информации они там получают. Сейчас у нас новости, потом продолжим разговор.
К.ЛАРИНА: Поехали дальше. Я хочу напомнить нашим слушателям еще раз SMS +7 985 970-45-45. Все, что касается родительских страхов, ваших, дорогие родители, если вам есть добавить к нашему списку и к тем проблемам, которые мы пытаемся обсуждать в этой передаче, добавляйте свои конкретные претензии к школе. Присылайте – будет очень правильно, если мы тут же все это и озвучим, и обсудим, и ваши предложения. Еще раз напомню, +7 985 970-45-45. А в нашей студии, напомню, 2 родительницы, даже 3, учитывая еще и ведущую. Итак, журналист и писатель Маша Трауб, журналист Ольга Бакушинская и писатель тоже. Конечно, писатель – книжку написала.
О.БАКУШИНСКАЯ: Даже уже 2-ю написала.
К.ЛАРИНА: Да. И Александр Адамский, ректор Института образовательной политики «Эврика». На чем мы остановились-то? Мы хотели поговорить...
А.АДАМСКИЙ: Вы хотели поговорить про образование.
К.ЛАРИНА: А!
О.БАКУШИНСКАЯ: Про перегруз ты хотела поговорить.
К.ЛАРИНА: Вот, вы сказали, что, вот, система родительских комитетов, школьных, управляющих советов – чтобы родители могли принимать участие в том вообще, что происходит в школе. А там есть какие-то зоны, куда родителей не допускают? Вот, куда нельзя соваться?
А.АДАМСКИЙ: Нет. Практически нет.
К.ЛАРИНА: Вообще, насколько по вашим ощущениям, насколько прозрачен этот институт школы для родителей?
А.АДАМСКИЙ: Гипотетически, ну, то есть как это идеально, абсолютно. То есть, во-первых, туда можно попасть – не проблема. Во-вторых, там нет прозрачных зон. Это, конечно, зависит от того, что собой являет школа. Если это бюджетное учреждение, то это согласительная функция, то есть директор согласовывает симулирующую часть и некоторые вещи. А, вот, если это автономное учреждение, то это наблюдательный совет, у которого вообще практически безграничные полномочия – от утверждения бюджета, крупных сделок до всякого рода кадровых полномочий.
К.ЛАРИНА: То есть, как бы, пожаловаться на учителя можно и добиться его отстранения, если есть для этого основания.
О.БАКУШИНСКАЯ: Ну, по-моему, это утопия.
А.АДАМСКИЙ: Ничего подобного. 259 школ Москвы сейчас перешли на вот этот пилотный статус. Стимулирующая часть согласуется с управляющим советом. Если управляющий совет говорит «Нет, этой учительнице никакого... То, что она сделала, за это надо заплатить. А, вот, никакого стимулирования мы ей, считаем, нельзя». Все, директор ничего сделать не может. А если вот тот случай, о котором вы рассказали, что еще и собирают какие-то деньги, и управляющий совет об этом узнает и выносит (деньги можно забрать и раздать, и так далее), у управляющего совета очень большие полномочия. Вопрос только в том, чтобы туда шли ответственные, серьезные...
К.ЛАРИНА: Активные родители.
А.АДАМСКИЙ: И активные, и авторитетные, и так далее, и так далее.
К.ЛАРИНА: Вы – активные родители? Ты, вот, Оля, знаешь, что там происходит в школе?
О.БАКУШИНСКАЯ: Пока еще не знаю, мы там 2 дня всего учились в новой школе. Но я разберусь.
А.АДАМСКИЙ: Ну, вы пойдите, скажите «Я хочу стать членом управляющего совета».
О.БАКУШИНСКАЯ: Я скажу так. Я не особо активный, я – скандальный родитель. Я вижу непорядок и сразу бросаюсь.
К.ЛАРИНА: Ну, вот, из 4-летнего вашего опыта в начальной школе какие вещи для тебя казались самыми проблемными, опасными, тревожными, о чем бы ты могла предупредить родителей, которые сейчас учатся в начальной школе?
О.БАКУШИНСКАЯ: Я бы сказала так. Вот, ты совершенно правильно сказала, что жестокость детей зашкаливает. Для меня было большим шоком, что маленькие 7-8-летние дети могут проявлять, действительно, намеренную жестокость. Более того, эта жестокость идет от родителей. Когда родители говорят ребенку «Бей первым, и тогда ты не будешь избит». Ну и дальше мальчик, который занимается карате, рад стараться. Меня это просто поразило. И более того, меня поразила реакция учителей, которые говорят «Ну а что мы можем сделать? У нас нет никаких прав выгнать ребенка из школы, если это школа общеобразовательная. Допустим, если это гимназия, то там можно». И в результате кто угодно, ребенок, которому требуется помощь психолога, ребенок, которому требуется вспомогательная школа, он не может быть выгнан, он может срывать работу в классе, он может срывать уроки, с ним сделать ничего нельзя.
К.ЛАРИНА: То есть они могут только вызвать родителей и упросить их забрать ребенка.
О.БАКУШИНСКАЯ: Да. А если родители не соглашаются, да, естественно. Это, на самом деле, было кошмаром. И извините, я скажу вот что. Туалеты. Ребенок проводит очень много времени в школе. И я скажу, что моя дочь, ну, которая отличается, может быть, повышенной брезгливостью, она терпела до последнего.
К.ЛАРИНА: У меня то же самое.
О.БАКУШИНСКАЯ: Она прибегала домой и бросалась, что называется...
К.ЛАРИНА: У меня ребенок вообще в туалет не ходил в школе, особенно в начальной.
О.БАКУШИНСКАЯ: Ну, это нормально, особенно для девочки. Надо сказать, я ее уговаривала всеми силами, буквально трясла: «Маша, ну, перетерпи, ну, сходи». Нет. Ну, безумие какое-то. Это, вот, на самом деле, я хочу предупредить родителей, которые только отдают ребенка в школу – смотрите за туалетами. Вот, придите в школу и посмотрите, что у них там.
К.ЛАРИНА: Это вообще моя любимая тема, но она важная невероятная для детей, тем более которые из дома пришли. Ну?
А.АДАМСКИЙ: Вот, кстати сказать, это другой совсем вопрос. Но вот тот СанПиН новый, который сейчас вышел (может быть, вы слышали), там все детально нормировано. А эта тема так не решаема.
К.ЛАРИНА: Вообще. Она по-прежнему советская.
А.АДАМСКИЙ: Более того, допускается, что если нет центральной канализации, то может быть туалет на улице. Допускается. Я этих туалетов на улице насмотрелся в северных регионах – ну это просто кошмар. Девочки 5-6-классницы бегут зимой в эту будку.
О.БАКУШИНСКАЯ: А потом еще, извините, значит, будка – это само собой. А то, что там дверей нет? Ну, не может моя без двери!
К.ЛАРИНА: Да, да. Там перегородки, дверей нету, туалетную бумагу они отматывают в классе, потому что из туалета ее воруют. Ну?
А.АДАМСКИЙ: Да. Поэтому туалет – это очень важное.
К.ЛАРИНА: И мало этого, простите, еще то, что ты не сказала, но мне кажется это важно, то, что туалеты почему-то во многих школах, особенно старых московских – туда ходят и старшие, и младшие. То есть когда дети из начальной школы, малыши приходят туда, а там стоят здоровые лбы...
О.БАКУШИНСКАЯ: И курят.
К.ЛАРИНА: Ну, как это? В лучшем случае курят, да.
А.АДАМСКИЙ: Но вообще мне кажется, что надо школы ступени развивать, чтобы они не только в туалет не ходили вместе. Поэтому вот этот вопрос о туалете, питании, гигиене и так далее – он очень важный. И тут, как бы, без того, чтобы родители проникли туда в эту тему, в эту проблему... И я знаю школы, где родители устанавливают дежурство на переменах.
К.ЛАРИНА: Следить за этим, да?
А.АДАМСКИЙ: Следить и помогать.
К.ЛАРИНА: Ну что, работу всем бросить что ли? Ну, в конце концов?
А.АДАМСКИЙ: Нет, ну, что значит «работу бросить»? Вообще родительство – это же...
О.БАКУШИНСКАЯ: Но за это не платят – даже наоборот.
К.ЛАРИНА: Давайте к Маше обратимся с тем же вопросом. Маш, твой опыт 4-летний.
М.ТРАУБ: Ну вот как раз туалеты, еда – это все, естественно, понятно. Но мне было важно... То есть я, все-таки, шла на учителя, на педагога. И, вот, за эти 4 года, что мы проучились, я ей страшно благодарна, потому что педагог старой закалки. То есть у нас завышенная самооценка. И я очень благодарна ей за эту завышенную самооценку, потому что он уверен в себе, он уверен в своих силах, он уверен в том, что он может. Они до сих пор всем классом, вот, пришли, поздравили ее с 1-м сентября. И она как раз не отбила охоту ходить в школу. Другая проблема, что сейчас была ситуация, когда он столкнулся на экзаменах с преподавателем, который неудачно пошутил. И он не понял этой шутки.
К.ЛАРИНА: Вася?
М.ТРАУБ: Да, Вася не понял шутки, потому что когда он переспросил (там диктовали диктант), он спросил: «А что такое мямлить?» И учитель сказал: «Ну, это вот то, что ты сейчас делаешь».
К.ЛАРИНА: Кошмар.
М.ТРАУБ: А Вася – ну, как бы, он не привык к такой... Я понимаю, что это была такая шутка, да? Но 10 лет, да? Если бы он обращался к 15-летнему парню, я бы еще, вот... И для Васи это был удар, он потом, в общем, как-то сильно переживал по этому поводу. То есть я, все-таки, призываю идти на учителя, тем более в начальной школе. И вот сейчас, опять же у нас классная руководительница – мне важно, чтобы был какой-то контакт, чтобы она не убивала вот это желание учиться, чтобы она любила детей, вот, как бы ни банально и просто это не звучало, чтобы она хотела дать.
К.ЛАРИНА: У нас учительница работала, которая, кстати, тот самый случай, которую убрали, уволили по жалобам родителей, она как раз отвечала на этот призыв любить, она сказала: «А кто вам сказал, что мы обязаны их любить? Мы обязаны их учить, а любить обязаны их вы».
О.БАКУШИНСКАЯ: Да. Но с одной стороны, конечно, не обязаны любить, но и не обязаны ненавидеть. Потому что не надо создавать в школе обстановку как в концлагере с надсмотрщиками, а это очень часто бывает.
К.ЛАРИНА: Значит, родителей, которые качают права, не любят в школах, пишет наша слушательница.
М.ТРАУБ: Это правда.
О.БАКУШИНСКАЯ: Это правда.
К.ЛАРИНА: Поэтому ребенка все равно ждет очень тяжелая жизнь.
М.ТРАУБ: Ну, это правда. Потому что, вот, наша соседка, которая как раз входила в попечительский совет школы и ходила-разбиралась, что-то делала. В общем, в результате она двоих мальчиков была вынуждена забрать в экстернат. И это была мама абсолютно адекватная, но она эту систему не смогла перебороть.
О.БАКУШИНСКАЯ: Я даже более того скажу. Если начинаешь что-то возражать, если пытаешься как-то решить вопрос, набрасываются первыми сами же родители со словами «Ой, ну всем нравится, а вы недовольны. Вы тут самые умные, что ли?» То есть родители не готовы отстаивать свои права, это раз. И более того, они сами заклевывают человека, который пытается отстоять их права в том числе. Я с этим сталкивалась и не раз в течение начальной школы.
А.АДАМСКИЙ: Но отсюда 2 обстоятельства, которые мы сейчас обсуждали. Я – не сторонник скандалов, сразу скажу. Я вообще считаю, что скандал – это форма насилия, поэтому тут надо быть осторожным. Но то, что институционально родители могут сейчас войти просто в органы управления школы, это факт. А вот такое поведение, о котором сейчас Оля рассказала, оно оборачивается поборами. Оно оборачивается поборами. Потому что попытка откупиться либо лояльностью, ну, псевдолояльностью, либо деньгами. Но я точно знаю сейчас позицию органов управления московского департамента и министра Калины, который приглашает к себе представителей и руководителей управляющих советов, особенно вот этих пилотных школ, выясняет с ними характер их работы и проблем, которые возникают. И в этом смысле я думаю, что мониторинг вот такого рода случаев... Мы же не считаем, что все претензии родителей обоснованы?
О.БАКУШИНСКАЯ: Ну, конечно, нет.
А.АДАМСКИЙ: Мы же знаем, что тут разные вещи бывают. Но то, что управляющий совет является, на мой взгляд, самой эффективной формой не качать права вообще, а управлять школой.
К.ЛАРИНА: Ну теперь что касается самого процесса обучения. Вот, про перегруз вначале мы говорили, про введение новых предметов. Вообще, вот это тоже один из самых распространенных родительских страхов – тот самый случай, когда родительский и учительский страхи как раз соединяются, объединяются: мы не знаем, что они еще придумают – абстрактно так называется этот страх, да? Мы не знаем, что нам еще сверху пришлют, мы не знаем вообще, что нам ждать в этом году, потому что все, что касается и введения новых предметов, и изменения количества часов по разным предметам. А изменение количества часов – это неизбежно за собой тянет и, как бы, изменение программы, по сути, да? Вот здесь каким образом, все-таки, получать информацию? Почему учителя у нас столь же не информированы как и родители? Это к вам, да.
А.АДАМСКИЙ: Для меня это больная тема. Ксения знает, что мы были авторами альтернативных стандартов, непрошедших. И это беда. Потому что мое заявление, что эпоха Каменского закончилась – оно, мягко говоря, не получило поддержку.
К.ЛАРИНА: А вы объясните это, кто не понимает, что значит эта фраза «эпоха Каменского закончилась»?
А.АДАМСКИЙ: Ну, школа традиционно строилась в течение 5 веков на классно-урочной системе. И был такой оправданный для того времени принцип, что если у нас возникает проблема социальная, научная, этическая и так далее, мы вводим предмет и этим, так сказать, детей готовим к решению этой проблемы. И эта штука работала в течение 5 веков. Но где-то в середине XX века она перестала работать, потому что количество и характер возникающих проблем стал, во-первых, несчетным, ну, то есть, как бы, наука не может все это обработать. А во-вторых, они возникают очень быстро. И уже где-то в конце 80-х – 90-х годов стало понятно: был кризис семьи, ввели предмет «Этика и психология семейной жизни». Но никакого влияния это не оказало. И вот с тех пор мы стали фиксировать, что вот этот способ подготовки детей к жизни, введение новых предметов – он не работает. Но по инерции самые разные люди от консерваторов до либералов, от представителей церкви до любителей шахмат – они периодически говорят: «Ребята, ну чего ж такое у нас с шахматами-то плохо? Давайте в обязательном порядке введем, чтобы занимались шахматами». Ну, я сейчас про религию не буду говорить – это отдельный и больной...
К.ЛАРИНА: Кризис нравственности, поэтому вводим срочно основы православной культуры. Ну понятно, да. В армию не идут – срочно НВП вернуть, да?
А.АДАМСКИЙ: Да. Безопасность страдает – давайте, пусть учат ОБЖ. Здоровье плохое – давайте введем физкультуру. Ну и так далее. Сама форма урока – она уже не решает эту вещь. А предмет как некая упаковка материала и содержания, где готовый ответ на заранее известный вопрос, где некоторая репродуктивная практика, внести туда всякие развивающие моменты есть такая попытка, она пока не увенчалась успехом. Поэтому нужны иные формы вовлечения ребенка.
К.ЛАРИНА: Тогда и орать не будут. У нас же как это? Тут сидит учитель, там сидят эти, бараны, да? Все, и он сидит с указкой. И до свидания.
О.БАКУШИНСКАЯ: Как с кнутом.
К.ЛАРИНА: Да.
А.АДАМСКИЙ: Я сейчас не хочу вдаваться, но к России возвращаюсь и к этому способу. Что делает учительница 1-го класса 1-го сентября? Она объясняет детям, чего делать. Она говорит: «Хотите в туалет – поднимите руку», не понимая, что вот это поднять руку (вот, к вашему случаю) – это подвиг. Сидит 25-30 человек, он фактически встает и говорит: «Ребята, а я писать пойду. Не возражаете?»
М.ТРАУБ: Ну да. Да, да, да.
А.АДАМСКИЙ: Вот этот символ, да? В этом смысле вот эта форма – я знаю, как надо, я сейчас всем расскажу, вы только, Маша, делайте так, как я скажу. Она устарела. Но забавный момент. Когда буквально год назад появилась идея «А давайте проектами заменим?» Поднялся целый, как на Украине говорят, гвал. Что такое «проект»? Что это еще за какой-то проект индивидуальный? У нас вот уроки есть, у нас предметы есть. Когда сказали «А давайте литературу как-то по-другому», целая буча на пустом месте: «Они хотят, чтобы дети не знали нашу русскую литературу!»
К.ЛАРИНА: Это словесники взбунтовались.
А.АДАМСКИЙ: Ребят, ну подождите. Дело же не в том, чтобы не было литературы – дело в том, чтобы поменять форму отношения ребенка и с учителем, и с... Так, вы же видели, что здесь поднялось.
К.ЛАРИНА: То есть это, в основном, как бы такое сопротивление педагогического сообщества, да? Если говорить о каких-то реформах именно в форме (извините за эту тавтологию).
А.АДАМСКИЙ: Я думаю, что тут поровну и педагогического сообщества, но и, так сказать, активистов вокруг, политических, научных, социальных и так далее, и так далее. Я знаю огромное количество профессоров, особенно языковедов, литературоведов и так далее, и так далее. «Как это они не делают литературу обязательным предметом? Ну, они просто хотят, чтобы дети не знали литературу. Это враги».
М.ТРАУБ: Нет, Ксень, на самом деле, там другая сейчас история. Ну, понятно, что есть школы, где очень сильная младшая школа, но проседает среднее звено. Или наоборот там, не очень хорошая младшая, очень сильная старшая. Но сейчас детей, то есть если это гимназия, то уже с 7-го класса мы должны определиться теоретически, какой у нас профиль.
К.ЛАРИНА: Какое у нас полушарие работает больше, лучше.
М.ТРАУБ: Да. Это сделать невозможно – принимают решение родители. Соответственно, мы выбираем, например, гимназию. Опять же, есть гимназия, где очень сильный, там я не знаю, физмат, очень сильное гуманитарное или очень сильное биолого-химическое направление. И родители вынуждены – там сначала это попытка 5-й класс, мы туда поступаем, сдаем экзамены и сходим с ума. Потом, если у нас не получилось в 5-м классе, мы это делаем в 7-м классе. А потом, чтобы уже поступить в институт и быть хоть чуть-чуть уверенным, что ребенок туда поступит, нужно уже поступать в 10-11-й класс при конкретном вузе, да? Вот там при МГУ есть прекрасные заведения, при Бауманке – вот туда.
А.АДАМСКИЙ: Но это если вы уже определились.
М.ТРАУБ: Да. Нет, и шансов... То есть вот как мы учились, с 1-го по 11-й класс – сейчас я не знаю, по-моему, ни одного ребенка, который проучился вот так вот...
К.ЛАРИНА: Свободно.
М.ТРАУБ: Свободно. И мы все, вот я теперь уже начала... У меня есть год на то, чтобы принять решение, куда его запихивать в 7-м классе.
К.ЛАРИНА: А вдруг ошибешься?
М.ТРАУБ: А вдруг ошибусь, да.
А.АДАМСКИЙ: Не, я вас умоляю, Маш, не делайте этого. Я вас просто умоляю.
М.ТРАУБ: Потом, хорошо, допустим, 7-й класс – ладно, ну, не определились. Но потом 10-11-й я опять должна думать, куда его деть.
А.АДАМСКИЙ: Но это другой возраст.
М.ТРАУБ: Вот, я до сих пор не знаю.
О.БАКУШИНСКАЯ: У нас есть время, у нас только с 9-го.
А.АДАМСКИЙ: Не, Маш, я вас умоляю, не делайте этого.
М.ТРАУБ: Нет, я до сих пор не знаю: сделала я правильное решение в жизни или нет? Правда.
К.ЛАРИНА: А мне кажется, что это не страшно, Маш. Даже если ошибетесь, ничего страшного в этом нет.
А.АДАМСКИЙ: В 7-м классе если ошибетесь.
К.ЛАРИНА: Да, да.
М.ТРАУБ: Но и сейчас, Ксения, идет такая зубодробительная система, да? То есть все родители сходят с ума. Мы каждый раз поступаем, как будто у нас завтра армия.
К.ЛАРИНА: Да, да, да.
М.ТРАУБ: Нет, это начинается с 1-го класса. Если мы в 1-м классе уже готовим детей, вот, ходим именно на эти курсы при этой школе...
К.ЛАРИНА: А я скажу, чего нет. Вот, пожалуйста, резюмируя слова Маши. Александр Изотович, опять к вам. У нас, знаете, чего нет в школах? У нас нету вообще вот этой вот... Как это называется? Ориентирование какое-то психологическое, когда с людьми разговаривают, когда их как-то пытаются понять, где их способности зарыты. Как это называется?
О.БАКУШИНСКАЯ: О чем ты говоришь?
А.АДАМСКИЙ: Это чьи слова? Это из интернета прочитала?
К.ЛАРИНА: Это я говорю, что мне не хватает, да? Чтобы с родителями общался не условный там психолог, да? А чтобы это была, извините меня, профессиональная служба, которая, там не знаю, раз в месяц или раз в 2 недели общалась с детьми с помощью тестирования ли, опроса ли, но чтобы понимать, у какого ребенка какие есть способности. И куда ему двигаться, чтобы не было этого кошмара, о котором Маша рассказывает.
А.АДАМСКИЙ: Значит, отвечаю, не рассчитывая на принятие и одобрение. Пункт №1. Я считаю, что в подростковом возрасте, где-то до 9-го класса мальчики или девочки должны многое попробовать, если у них нет изначальной какой-то очень определенной наклонности. Если нет этого, да? Попробовать, и не страшно, если ошибется. Это, это, это без ориентации, без определенной ориентации. В то же время вот эти люди, о которых вы говорите...
К.ЛАРИНА: Как называется эта служба?
А.АДАМСКИЙ: Тьюторы.
К.ЛАРИНА: А, это тьюторы всего лишь?
А.АДАМСКИЙ: Это и есть тьюторы. Вот, поддерживатель. Они, так сказать, не агитируют «ты будь каменщиком, строителем, давайте поднимем престиж рабочих профессий и так далее, и так далее». Очень осторожно выявляют наклонности ребенка.
.БАКУШИНСКАЯ: Кто-нибудь видел когда-нибудь живого тьютора? Я – нет.
М.ТРАУБ: Нет, но если я хочу, чтобы мой ребенок учился...
А.АДАМСКИЙ: Нет, я сейчас про Ассоциации.
О.БАКУШИНСКАЯ: Ассоциации есть, а тьюторов нет.
А.АДАМСКИЙ: И тьюторов очень много.
М.ТРАУБ: Нет, я хочу, чтобы ребенок учился в какой-то очень знаменитой гимназии, очень сильной гимназии. И я туда должна поступить именно в 7-м классе. И не в 9-м уже.
А.АДАМСКИЙ: Но они рассчитаны, эти гимназии на детей, которые уже определились. А если ребенок не определился...
М.ТРАУБ: То он будет учиться в обычной школе, где шанс поступить...
А.АДАМСКИЙ: Ну, пожалуйста. А если вы запихнете его туда, а это не его, ну, вы сломаете ребенку жизнь.
М.ТРАУБ: Вот я об этом и говорю: это мой личный страх.
К.ЛАРИНА: Товарищи, мы должны закончить эфир. Неожиданно. Совершенно неожиданно.
О.БАКУШИНСКАЯ: Как жаль!
К.ЛАРИНА: Представляете? Ну, я поняла: нам не хватает, кстати, по поводу классово-урочной формы, нам не хватает вот такой формы общения. Значит, мы должны сюда на это место посадить человека, который будет отдуваться за всю систему образования, а сюда сажаем группу родителей. Наконец-то мы и встретимся. Потому что сегодня как раз именно такая форма была. Спасибо большое Александру Адамскому. Напомню, здесь же в студии Маша Трауб и Оля Бакушинская. С новым учебным годом, товарищи!
О.БАКУШИНСКАЯ: Спасибо!..
А.АДАМСКИЙ: Всего доброго. Удачи.
О.БАКУШИНСКАЯ: ...Хотя, с таким не поздравляют. (все смеются)